Любой мужчина скажет, что его основная забота – защита своей семьи. И будет прав. Кормилец, уходящий утром на работу и возвращающийся вечером усталым, но с хлебом насущным и уверенностью в завтрашнем дне. Канонический образ мужчины-героя. Кто с этим поспорит? Какая женщина не мечтает о таком защитнике своего очага, своих детей? И какая, в конце концов разница, куда он ушел утром и как он заработал на хлеб? Воин он или вор.
Много лет назад я гостил на маленьком острове Таиланда. Как-то раз я набрел на молодого монаха, сидящего на подстилке прямо на дороге. Вокруг него были разложены дары: бутылки с водой, соевое молоко, апельсины. Я тоже принес ему дары, разговорились. Оказалось, что на этом месте недавно повесился солдатик-призывник. Место проходное, и монах сел его чистить, чтобы плохая карма места не передалась прохожим. «Сколько ты уже тут сидишь»? «Месяц». «И сколько еще сидеть»? «Пока не почувствую, что здесь чисто».
Мне стало неловко находиться рядом, потому что понимал, что сам на такой поступок не способен. Видеть так далеко. Думать о многих. А главное – жить на благо всех живых существ.
На заре карьеры я жил как все: на благо себя и своей семьи. Как мужчину, меня волновало только два вопроса: размер и твердость. Размер моей зарплаты и твердость в голосе, когда я называл имя своего работодателя. Большое, престижное имя. Род деятельности значения не имел.
Первые сомнения появились, когда я работал на крупную сеть фаст-фуда в Штатах. Однажды на ланче мое внимание привлекла черная мамаша, расплывшаяся неподъемными бедрами по лавке. Ожирение на Среднем Западе не редкость, но дернуло меня то, как она запихивала френч фрайз с кетчупом в рот своей годовалой дочке на детском стульчике. Я вдруг увидел в одной вспышке всю жизнь и смерть этой девчушки, и мне стало страшно, казалось это я запихиваю ей в рот картошку, превращая ее нежное тельце в гармошку дряблых жировых складок.
Тогда меня словно подменили. Я стал замечать. Фирменную пекарню, больше похожую на химический завод, бесчеловечную систему заготовки «ингредиентов». На годовом собрании акционеров защитник животных показывал видео, как на мясобойне сдирают шкуру с еще живых агонизирующих коров, чтобы ускорить процесс разделки. Для чего? Чтобы сделать гамбургер дешевле на благо покупателей. Как мило. Защитника вывели с собрания. Дело замяли.
Я был далек от того, чтобы занять позицию. Работал в финансах и верил, что меня это все мало касается. Но факт остается фактом. Я вкладывал свой ум, силы, время, образование в то, чтобы эта мамаша могла накормить ядом своего ребенка. И мне плевать, что это ее личный выбор. Я помог ей в этом выборе. Принес деньги домой, но не сказал жене и постарался забыть сам, что дав здоровье своей семье, отнял его у той девочки. Я был соучастником «преступной группировки», которую в современном забывчивом обществе подобострастно величают «миллиардной корпорацией».
Мы уходим по утрам за благом для нашей семьи, отбирая благо у других семей. Мы конкурируем, боремся, покоряем, поглощаем и укрощаем. Мужчины созданы творцами, но творят они редко. Чаще воюют и воруют.
Если мы не создаем нового, мы перераспределяем, а попросту – воруем у тех, кто слабее. Бедные, наивные люди, дети, животные, растения, вода, земля становятся объектами мародерства. Мы грабим, сидя в офисах, и тащим в дом, как трофеи с войны, называя награбленное достатком и безопасностью. А наши женщины восхищенно называют нас добытчиками и героями.
Президент Нестле – образцовый мужчина по меркам современности. Глава водяной империи. И вот он говорит, что вода должна перейти в частную собственность. Что надо забрать всю питьевую воду на Земле и продать ее нам обратно. Потом он добавляет, что его задача – заботиться о своих акционерах, о своих сотрудниках и их семьях, всего 4.5 миллионов человек. Поистине, отеческая забота на благо большой семьи.
Только вот жить на благо своей семьи, большой или маленькой, за счет других уже не получается, сколько ни прячься за стенами теплого дома. Придется заплатить, не сейчас, так потом, не нам, так нашим детям. Мир стал слишком маленьким. Наши дома пухнут от материального процветания, в то время как наша земля, наши школы и наши сердца превращаются в голые пустыни.
Или я все напутал? Может, наоборот, мы крепчаем, умнеем, стремимся к прогрессу, меняя леса Амазонки на строительные леса? Мой друг, умница и гений, достойный муж и отец, уже много лет работает на фаст-фуд гиганта. Я спросил его: «Раньше, по молодости, мы не видели дальше своего носа, но теперь – взрослые мужики. Разве не чувствуешь внутреннего конфликта от участия в развертывании оружия массового уничтожения?» Он ответил: «Ты не понимаешь, на моем уровне мы решаем задачи, уходящие далеко за рамки бургера. Мы управляем процессами демографии, мы стоим на пороге уникальных открытий». Он прав, я и вправду не понимаю. Ни одного слова.
В конце корпоративной карьеры я давал хедхантерам целый список отраслей, куда меня звать не надо: природные ресурсы, химия, пищевка, банки. Почти вся нынешняя экономика. Понятно, что работу я не нашел. Но несмотря на это, таких людей становится все больше, даже в России. Они уходят из коммерции и госслужбы, теряют в зарплате, идут в благотворительность, в НКО, создают свои компании, общества, для которых нет личного, нет частного, если речь идет об общем благе. Их объединяет ответственность не только перед семьей, но и перед страной, планетой, и еще чем-то более высоким.
В Таиланде не хватит монахов чистить нашу карму. Просто защищать свои семьи уже недостаточно, они уже стали заложниками нашей войны. Пришла пора не производить, а создавать, не работать, а творить. Пусть женщина спросит своего мужчину, провожая его утром на пороге: «На кого ты работаешь»? А он обернется, вспомнит монаха на дороге и скажет: «На благо всех живых существ».
